— В ружье, — тихо шепнул он, но так, чтобы услышали и Хлюпик, и я.
После чего сделал шаг вперед. Хлюпик подался следом, но я ухватил его за плечо. Ощутимо. Любопытный извернулся. Я поспешно разжал пальцы. Когда он повернулся ко мне, испепеляя обиженным взглядом и болезненно морщась, потирая плечо, я уже скинул с плеча автомат и взял на мушку ближайший бугор.
Именно к этой кочке направлялся Мун. Не доходя полпути до препятствия, он вскинул новенький, прикупленный взамен потерянного «Вал» и окликнул:
— Эй, там. Поговорим? Или сразу стреляю?
Впереди, там, где вроде бы никого, только трава росла, поднялась фигура в кожаной куртке. Наверное, именно такое эффектное появление называют «вырос, как из-под земли». У Хлюпика отвалилась челюсть. Ничего, судьба у него такая — удивляться простым вещам. Побегал бы по зоне подольше — и движение любое ловить научился бы, и внимание обращать на то, в горку идет или под горку, и еще много чего примечать.
Мужик поднял кверху руки, в одной из которых держал потрепанный жизнью МР-5, и очень медленно пошел навстречу Мунлайту.
— Поговорим, — крикнул он издалека.
На полдороге мужичок остановился, словно прикидывая свои шансы. Он шел по наклонной вниз, мы вверх. Свое присутствие он уже выдал и подтвердил. Нас трое, он, судя по всему, один. И он у меня на мушке. Это не считая Мунлайтова ствола и стискивающего в нерешительности автомат Хлюпика.
— Поговорим, — повторил он. — Только ты тоже… того… волыну убери.
— Перетопчешься, — отрезал Мун. — Хочешь жить — придется поверить на слово в наше миролюбие. Не хочешь, только рыпнись, и я тебе устрою увеселительную прогулку в райские кущи с билетом в один конец.
Мужик опустил руки, МР-5 зыркнул стволом в нашу сторону. Мун мгновенно вскинулся, палец его напрягся на спусковой скобе. Это увидел не только я, но и мужик. Он снова застыл, дико усмехнулся.
— На, держи!
МР-5 выскользнул из пальцев и шлепнулся на землю. Мужик поддал ногой. Автомат с характерным звуком отлетел к Муну. Тот резво нагнулся, подхватил и распрямился.
— Все равно я пустой, — сообщил мужик. — Ни одного патрона.
Ухмылка его стала шире, а глаза заблестели безумием.
— Ни одного, — расхохотался он.
Я поглядел на Муна, тот отбросил бесполезный ствол и кивнул:
— Пустой, — подтвердил слова хохочущего в истерике мужика.
Мужик тем временем продолжал ржать. Смех его сделался совсем диким, захлебывающимся. Вырывался с хрипами. Мужик запрокидывал голову, ухал и всхлипывал.
— Он сумасшедший, — еле слышно поделился догадкой Хлюпик.
Напарник ежился. И хотя видно было, что ему не по себе от присутствия незнакомого психа, он явно расслабился. Сумасшедший без оружия его не пугал. Вон и АК уже на плече болтается.
Наивный. Псих может быть и не псих, пустой МР-5 — отвлекающий маневр. Кроме того, если я брошу автомат, это еще не значит, что я останусь без оружия. Да и безоружные в зоне опасны бывают. И за пригорком еще человек десять могут лежать. Да мало ли что может случиться? Нельзя расслабляться, никогда. Но воспитательной работой заниматься теперь не время.
Мужик прекратил смеяться так же резко, как начал. Запустил руку за пазуху. Мун мгновенно вскинул опущенный было автомат. Пришлый снова хихикнул и, выудив пачку сигарет, показал сталкеру.
Пальцы пляшущим движением вытянули из пачки цилиндрик сигареты. Мужик чиркнул зажигалкой и принялся прикуривать. Получалось это у него паршиво. Пальцы тряслись, руки ходили ходуном. Наконец он затянулся и выпустил струю дыма.
— Вы тоже к Сахарову? — спросил он, подходя ближе.
— Какому Сахарову? — не понял Мунлайт.
Я предпочел смолчать. Однофамильца великого академика я знал лично. Этот Сахаров в отличие от создателя водородной бомбы гением и нобелевским лауреатом не был, но свою лепту в науку вносил. Причем занимался он наукой, а не коммерцией, потому немаленький бюджет на свои ученые изыскания тратил щедро, но по делу. Таскать артефакты для Сахарова в определенном смысле было выгоднее, чем для скупердяя-бармена.
Мунлайт с Сахаровым, по всей видимости, не общался, но мужик понял его по-своему.
— Не хотите, не говорите, — хихикнул он истерично. — Что я, сам не знаю? Только овчинка выделки не стоит. В гроб с собой деньги не возьмешь.
Он глубоко затянулся и выпустил Муну в рожу струю дыма.
— Тяпыч нас с Бродягой туда тоже тащил. Сулил золотые горы. Где теперь Тяпыч? Где Бродяга?
Мужик обвел нас победным взглядом сумасшедших глазок.
— Он точно ненормальный, — шепнул мне Хлюпик.
— И где? — уточнил у мужика Мунлайт.
— Нету, — пригорюнился мужик. — Убили. Мы дотуда-то добрались нормально. Тяпыч меня и Бродягу с Сахаровым этим познакомил. Гурскому представил. Обещал денег, если мы Гурскому этому поможем замеры снять.
Пришлый затянулся. Сигарета, догоревшая до фильтра, обожгла губу. Мужик чертыхнулся, уронил бычок и принялся трясущимися руками закуривать вторую.
А вот Гурский был для меня персонажем новым. Впрочем, оно и неудивительно. Это Сахаров практически вечен. Закрылся в своем бункере в лаборатории и сидит, в ус не дует. Изучает. В зону не выходит, за любыми материалами ему другие бегают. Артефакты сталкеры таскают, замеры свои помощники делают. А помощники эти — тоже ученые. Подготовки никакой. Потому и мрут, как мухи.
Интересный момент: например, гитлеровский доктор Август Хирт, известный своей жестокостью, ставил опасные для жизни опыты не только на жертвах концлагерей, но и на себе. Ради науки. В истории, однако, он запомнился как зверь и враг рода человеческого. А вот Сахаров собой не рисковал никогда. Ни ради науки, ни ради денег, ни ради чего-то еще. За него рисковали другие. Все его опыты и исследования оценивались не только финансовым вливанием, но и немалым количеством трупов. Однако, если он и добьется каких-то результатов, совершит какое-то открытие и оставит след в истории, эти трупы никто считать не будет. Их уже сейчас никто не считает. А доктор Сахаров станет очередным светилом, работавшим на благо человечества. Ну и где справедливость?
Мун терпеливо ждал, пока мужик закурит. Тот выпустил струю дыма, пахнуло плохим, но крепким табаком. Мунлайт не выдержал, поторопил:
— Ну и дальше чего?
— Ничего, — пыхнул дымом мужик. — Гурский, скотина очкастая, сам в комбинезон нарядился. Велел только прикрывать его, пока замеры снимать будет. А то, говорит, кадавры шалят. Мы вышли… А там… Какие кадавры! Зомбаки ходят, причем стаями. Как живые.
Взгляд мужика затуманился. Глаза сделались больными. Он всхлипнул.
— Как живые. Говорят даже. Один все про дочку повторял. Игрушки ей… игрушки обещал привезти… А потом как начал пулять. Бродягу сразу положил. Мы с Тяпычем давай отстреливаться. Тут они и повалили. Гурский, скотина, со своими замерами слинял куда-то. А эти прут и стреляют. И стреляют, и стреляют…
Мужик перешел на крик, потом вдруг заржал жутко и выпучился на меня.
— Вы ведь меня тоже убьете? — не то спросил, не то сообщил он.
Хлюпик вздрогнул у меня за плечом. Я посмотрел на мужика мягко, насколько мог, и покачал головой.
— Тяпычу очередью яйца срезало, — буднично сообщил мужик. — Он лежит и орет. У него кровь хлещет, а он визжит как резаный. Как будто ему яйца отстрелили.
Он снова расхохотался, вытирая слезящиеся глаза.
— Как будто отстрелили… а ему их и правда. Бывает же так, попадет, а… Вот я тогда не выдержал и… и вот… и побежал… побежал…
Мужик захлебнулся, в глазах у него полыхаю безумие. Мунлайт стоял и потирал бородку. Оружие держал дулом вниз. Я тоже опустил автомат. Такое не сыграешь. Хлюпик был прав, мужик и вправду спятил.
Рассказчик по-птичьи вытянул шею и зыркнул искоса.
— Я стрелял, — протянул он. — Я не просто… я до последнего… я стрелял… стрелял…
Голос его снова начал скатываться на истерику.
— А Гурский чего? — поспешил сменить тему Мунлайт.
Мужик затряс головой.